Новая экономическая реальность

Последние несколько месяцев прошли под знаком обсуждения санкций: американцы и европейцы их разрабатывали, комплектовали в пакеты, сценарии и законопроекты, мы гадали, какие из них будут вводить, а какие нет, и каковы могут быть последствия. Теперь же ситуация резко изменилась, и санкции полились как из ведра: дня не проходит, чтобы кто-то что-то новое не объявил.

Тут тебе и секторальные санкции против банков, и персональные против высшего руководства России, и ограничения на операции ЦБ, и экспортный контроль, и запрет полетов. Но есть и другой уровень санкций: негосударственные — в сфере культуры, спорта, информации, науки, образования, и санкции отдельных компаний, которые уходят с российского рынка, ограничивают отгрузки товаров в адрес российский импортеров, и персональные санкции — массовый выход иностранцев из советов директоров российских компаний, и даже открытая неприязнь к русским за границей. И такая массовая кампания общественной солидарности свидетельствует о том, что это совсем не шутки.

Фактически уже неделю (статья написана 1 марта 2022 года) мы живем не просто под санкциями — мы живем в совершенно новой реальности: геостратегической, политической, социальной и экономической. Если прежние санкции были сконструированы так, чтобы Россию заставить что-то делать или чего-то не делать, то теперь санкции направлены на уничтожение российской финансовой системы, российской экономики, российской государственности. И лидеры Запада говорят об этом открыто.

Кроме того, если еще недавно мы сравнивали нынешнюю ситуацию с кризисами 2014, 2008 и даже 1998 годов, а потом с 1992 годом, то сейчас, пожалуй, уместнее всего сравнивать ее с 1921 годом.

О, чудный новый мир

Обсуждая сейчас панику на бирже, обвал акций и рубля, попытки спасти свои сбережения и перспективы возобновления экономического роста, мы совершенно не понимаем, что все это уже в прошлом. Мы-то еще думаем, что оно в настоящем и даже в будущем, а оно на самом деле уже стало историей. Просто мы так привыкли к этой реальности последних двадцати двух лет, что не можем себе представить, как она исчезает. Мы готовы обсуждать, что будет хуже, чем вчера, что придется пока отказаться от «шопинга в Милане, вечеринок в Сен-Тропе и бриллиантов в Антверпене». Но мы пока не можем осознать, что это не на время, это надолго, и мы сегодня уже живем в совершенно новой экономической реальности. Не может этого пока осознать и наше правительство: оно, как и мы, пытается разработать план спасения экономики. Но нельзя спасти то, чего уже нет — теперь нужно строить новую экономику. Какой же она может быть?

Теоретические размышления

Давайте посмотрим, что дано в условии задачи: экономика у нас сырьевая и потребительская. Тут необходимо пояснить, что основной вклад в ВВП вносят как раз добыча и экспорт полезных ископаемых и потребление, в котором — прямо или косвенно — существенная доля импорта.

Идем дальше: финансовая система у нас открытая (была до недавнего времени), национальная валюта свободно конвертируемая. И это значит, что у нас существует свободное движение капитала. И для иностранных инвесторов, и для российских производителей. Да и вообще для кого угодно.

Денежно-кредитная политика построена на концепции инфляционного таргетирования, экономические отношения номинально рыночные, экономика прочно встроена в мировую систему разделения труда. То есть, мы мало что производим полностью самостоятельно, от начала до конца, бюджет сильно зависит от экспортных доходов, бюджетное правило предохраняет экономику от «голландской болезни».

А теперь посмотрим, какие у нас появились ограничения.

1. Экспорт сырья нам пока не перекрыли, но перекрыли некоторые каналы получения платежей за него. Кроме того, уже сейчас понятно, что по самым разным, объективным и субъективным, причинам объемы экспорта будут неуклонно падать. Соответственно, падать будут и доходы экономики.
2. Доходы бюджета тоже будут сокращаться. А при нынешней денежно-кредитной политике единственным способом наполнять бюджет при падающих доходах от экспорта становится управляемое ослабление рубля. Но ослабление рубля неизбежно ведет к падению реальных доходов населения и высокой инфляции.
3. Курс рубля обвалился из-за всего сразу: тут и санкции против финансового сектора, и ограничения на экспорт, и ограничения на импорт, и санкции против золотовалютных резервов ЦБ. Ослабление рубля будет продолжаться — и из-за дальнейших санкций, и из-за дисбаланса в экономике, и потери макроэкономической стабильности, и из-за целенаправленной политики Минфина, которому нужно наполнять бюджет при падающих доходах от экспорта.
4. Инфляционное таргетирование предполагает главной задачей ЦБ борьбу с высокой инфляцией. Борется с ней ЦБ двумя способами: высокой ставкой и сокращением денежной массы. Такая политика позволяет снизить темпы роста инфляции, но очень сильно бьет по темпам экономического роста — корпоративному сектору не хватает внутреннего кредита. Этот недостаток компенсируется двумя способами: иностранным кредитом и иностранными инвестициями. Инфляция у нас ожидается галопирующая, и бороться с ней придется, но теперь у нас нет ни иностранного кредита, ни иностранных инвестиций.
5. Массированные ограничения означают, что мы не сможем импортировать не только продукцию конечного спроса, но и многочисленные промежуточные товары, а также инвестиционные товары, то есть, оборудование и технологии. Кроме того, у нас резко сокращается доступ к валюте и к платежной инфраструктуре. Таким образом, падение импорта может сильно ударить не только по конечному потреблению, но и по логистической и торговой инфраструктуре, а также по внутреннему производству, использующему импортные сырье, материалы и комплектующие. Не говоря уже о текущем и капитальном ремонте и модернизации производственного оборудования.
6. Технологические цепочки у нас рвутся, потому что технологические партнеры находят себе новых партнеров взамен нас. И дело не только в политике, но и в логистике, а также в финансах — у нас будут проблемы и со вторым, и с третьим. Поэтому у нас появляются предприятия и целые отрасли, которые выпадают из мировой системы разделения труда и становятся никому не нужными.
7. Все это ведет к сокращению рабочих мест и высвобождению рабочей силы. Которая, однако, пока не находит себе никакого полезного применения, пополняет резервную армию труда и теряет доходы. А бюджету нужно кормить жителей.

А теперь — на что и как могут повлиять эти ограничения. Много-много лет нам говорили, что нужно изменить структуру экономики. Имелось в виду, что в структуре ВВП должно быть меньше сырьевого экспорта и больше промышленного производства, несырьевого экспорта и услуг. Но ничего не менялось, и даже когда периодически росла доля несырьевого экспорта, это происходило просто за счет временного падения доли сырьевого. Но сейчас ведь речь идет не о локальных улучшениях, а о принципиально новой модели экономики, которой у нас до сих пор не было. Ну или мы о ней благополучно забыли.

Практические задачи

Итак, мы постепенно теряем экспорт сырья. И импорт всего: и валюты мало, и ограничения. Из-за этого у нас проблемы с экономическим ростом, с бюджетом, с занятостью и доходами населения — а значит, с внутренним спросом. И нам нужно развивать производство, ориентированное на внутренний рынок, потому что на внешнем нас никто не ждет. При этом нет ни иностранных инвестиций, ни технологий. Но зато и оттока капитала тоже нет — некуда ему теперь идти, весь дома останется. Экономические отношения уже довольно сложно назвать рыночными: слишком велика доля собственности и контроля государства, и некому ее продать/передать, слишком велико значение госзакупок и господдержки. А рубль — внимание! — падает, и инфляция растет. Какую модель экономики из всего этого можно построить?

Давайте пофантазируем. Сырье продолжаем экспортировать, но все больше перерабатываем на внутреннем рынке и для внутреннего потребления. Но для этого нужны технологии и оборудование, которые нам не продают — значит, нам придется самим разрабатывать эти технологии и производить это оборудование. То есть, строить тяжелую промышленность. Если кто помнит политэкономию, там это называлось «производство средств производства». И никуда нам от этого не деться.

Чтобы построить тяжелую промышленность в условиях ограниченных ресурсов, нужно ограничить потребление. Но не так, чтобы случился тотальный дефицит и галопирующая инфляция, а аккуратно — самое необходимое нужно производить в достаточном количестве. И чтобы при этом денег в экономике хватало и на инвестиции, и на потребление, но инфляция не росла. Как все это возможно? Ответ только один: нужно внедрять плановую экономику.

Я уже вижу, как в меня полетели тухлые помидоры. Не спешите. Это не та плановая экономика, которую многие помнят по советским временам. И уж совсем не социалистическое общество в его советской версии — для этого у нас, как минимум, нет идеологии. Речь о некоем симбиозе рыночных отношений и планового хозяйства. Его, кстати, экономисты обсуждают уже больше 70 лет, концепция эта называлась конвергенцией.

Имелось в виду, что капитализм будет приобретать все больше элементов планового управления экономикой, а социализм — рыночных отношений. И так они о-очень постепенно будут двигаться навстречу друг другу, пока отличить капитализм от социализма станет невозможно. Надо сказать, что многие идеи этой концепции были реализованы — какие-то более успешно, какие-то менее. На самом деле, вопросов здесь больше, чем ответов: задача не просто очень сложная, а почти невыполнимая. Но проблема в том, что в нынешней экономической модели шансов у нас нет практически никаких. Как говорится в шахматных задачах: «Белые начинают и ставят мат в три хода». И надо понимать, что белые это не мы.

Одно можно сказать твердо: масштабные задачи требуют неординарных решений. Задача перед российской экономикой, перед Правительством и Центробанком, перед нами всеми стоит небывалой сложности. Но в два прыжка пропасть не перепрыгнуть: для небывалой сложности придется придумывать небывалые решения. Для этого необходима политическая воля, глубокие знания и целеустремленные люди, которые готовы посвятить этой миссии все свои силы.